Анри Матисс. «Раковина на черном мраморе». Создание картины

Новое отношение к предмету в начале 40-х годов впервые с такой остротой выявилось у Матисса в появлении «одушевленного» кресла в «Интерьере в Сибуре», а ярче всего - в шедевре 1940 года - натюрморте «Раковина на черном мраморе», законченном, как об этом свидетельствует дата на картине, в ноябре. По общему замыслу и компоновке предметов (изолированно, со значительными интервалами на столе) натюрморт «Раковина на черном мраморе» близок к другим натюрмортам 40-х годов. Но выбор предметов для картины, включая раковину причудливой формы, а также способ живописи, отличающийся повышенной экспрессией, выделяют эту работу среди других. Матисс объединяет в этом полотне предметы «живой» и «неживой» природы, то есть сделанные человеком (кофейник, чашка, кувшин) и созданные природой (раковина).

Выбор Матисса не случаен и заключает идею многообразия и единства окружающего человека мира, идею связи человека с этим миром. Эта связь раскрывается прежде всего с помощью ассоциаций, вызываемых предметами натюрморта. Яблоки на столе предполагают сад за пределами картины, причудливая раковина - море или океан; чашка с блюдцем, кувшин и кофейник - интерьер, дом художника и т. п.

В картине нет ни развернутого интерьера (столь любимого Матиссом объекта изображения), ни пейзажа (часто видимого в других полотнах художника через окна или двери), но зрителя не покидает ощущение, что все это существует и продолжается за пределами холста. Своим отбором предметов для натюрморта Матисс предлагает зрителю додумать и представить все, что не написано им в картине, но о чем напоминают присутствующие в ней предметы.

Зритель таким образом активно вовлекается в сопереживание изображенного в картине, участвует в какой-то степени в самом творческом процессе.

Созданию натюрморта предшествовала длительная и упорная работа, интересную информацию о которой сохранили письма художника, его рисунки, фотодокументы.

Из письма Матисса к Боннару от 7 ноября 1940 года выясняется следующее: «...я занят «Натюрмортом с раковиной», не законченным после тридцати сеансов; с тех пор, как я вернулся в Ниццу, я работаю над ним каждый день. Конечно, не покидающее меня состояние постоянного беспокойства вредит той подсознательной работе, которая обычно происходит в нас и тогда, когда мы не стоим у мольберта».

Хранящиеся в архиве семьи художника фотографии четырех последовательных состояний картины раскрывают цель поисков Матисса: отойти от чисто бытовой характеристики предметов, воссоздав средствами живописи их обобщенный художественный образ, идею. От ранних состояний картины, отличающихся конкретностью и детальностью проработки, Матисс идет к более обобщенному образу.

Так, в первом (известном по фотографии) состоянии картины 20 октября 1940 года, раковина, тщательно прорисованная изящной линией и штрихами, звучит некоторым диссонансом к другим компонентам натюрморта (кофейнику и яблокам), трактованным более обобщенно. В этом варианте Матисс пишет только два яблока, а не три, как в завершенной картине, и оба они на первом плане. Все шесть предметов (в законченной картине их семь) расположены параллельно на двух горизонтальных осях, по три предмета на каждой, и вызывают ощущение некоторой монотонности.

Перерабатывая картину 26 октября 1940 года, Матисс решительно изменяет поворот раковины, развертывает ее под углом к горизонтальной оси, дописывает еще одно яблоко в правом верхнем углу холста. В композиции усиливается асимметрия, но исчезает монотонность.

Поверхность стола в этих двух состояниях картины не сплошная черная, а с отдельными черными пятнами разной формы, и предметы немного теряются на таком пестром основании и. От ощущения некоторой пестроты не избавляет полностью и темная полоса в глубине, появившаяся вместо светлой стены на холсте от 20 октября, хотя предметы натюрморта выглядят на темном фоне пластически более определенно.

Шестнадцатого ноября (третье известное нам состояние картины) Матисс переписывает стол сплошной темной краской, а фон в глубине снова делает светлым. Еще более определенно переписывается яблоко в правом углу, снова меняются форма и положение раковины, кувшин немного уменьшается и появляется в натюрморте целиком (в двух предшествующих состояниях его верхняя часть была немного срезана краем холста). Это состояние уже близко к окончательному решению, однако на этом работа не закончилась.

В последней, окончательной переработке картины в конце ноября Матисс переписывает раковину, увеличив ее по размеру, изменив форму, придав ей еще более причудливый, колючий и несколько фантастический вид.

Матисс много раз прорабатывал эту раковину в набросках и рисунках, стремясь с максимальной выразительностью передать свое чувство, понимание заинтересовавшего его предмета. Не случайно художник и называет свою картину «Натюрморт с раковиной» или «Раковина», подчеркнув тем самым доминирующую, главную роль этого предмета в натюрморте.

Черная мраморная поверхность стола в картине процарапана изящным, нервным зигзагообразным узором, придающим динамичность и даже некоторую зыбкость этому мощному черному основанию. Отчасти поэтому возникает ощущение самостоятельного движения предметов в картине: «переступает» на своих ножках кофейник, «качнулась» чашка с блюдцем, медленно «движется» по столу на своих острых шипах ожившее чудовище - раковина.

Сильный черный контур, очерчивающий предметы, не только выявляет характерность их силуэтов и связывает с черной поверхностью стола, но и «драматизирует» их.

Гамма натюрморта, построенная на резком звучании черного, красно-розового, белого, лимонно-желтого, зеленого, усиливает напряжение эмоционального строя картины.

Это, пожалуй, один из самых «драматических» натюрмортов мастера.

Вот что сам художник писал об этой картине своему другу румынскому художнику Теодору Паллади в письме от 7 декабря 1940 года:

«...я приложу к письму две фотографии с картины, которую ты видел столько времени в работе и которая доведена наконец до конечного результата; о нем тебе будет трудно, разумеется, полностью составить суждение по фотографиям.

По-моему, эта картина - самая выразительная с точки зрения колористического решения из того, что я сделал.

В натюрморте (состоящем из раковины, голубого кувшина для цветов, кофейной чашечки, кофейника, трех зеленых яблок на столе зелено-черного мрамора), который я перерабатывал в течение 30 сеансов, мне кажется, что я достиг всего, что могу в отвлеченном смысле при помощи постоянного, настойчивого обдумывания и последовательного перехода к более возвышенному, очищенному. (Полагаю, ты меня понимаешь, я достаточно объяснил.)

Но пока я не могу в натюрморте идти дальше в этом направлении и тем более не могу повторяться, я заставил себя увлечься более обычным, менее духовным и возвышенным замыслом: приблизиться к материальности предметов. Для этого я стал писать устрицы. Тут, мой дорогой, необходимы вкусовые ощущения, устрица в картине должна оставаться устрицей, в манере исполнения должно быть что-то от голландцев. Я пишу уже третье полотно на эту тему. Я делаю это через силу, преодолевая усталость от этой комнаты и окружения.

Я дал себе полную волю, что стоило мне больших усилий, и вновь обрел те естественные качества, которые мне приходилось долгое время сдерживать: прелесть сочной живописи, богатство фактуры мазков. Думаю, что они (эти качества. - Е. Г.) тебя заинтересуют. Не уверен, что все это было необходимо, не знаю, что за этим последует: ребенок только что родился.

Но я убежден, что подобные очень яркие по цвету картины могут быть исполнены только в технике масляной живописи, а я долгое время думал только о линиях и цвете, техника же была мне безразлична - будь то акварель или гуашь; мне была важна лишь проблема выразительного объединения цветовых плоскостей разных пропорций. В этом - достигнутый результат.

Я хотел бы жить достаточно долго, чтобы вернуться к моей прежней концепции  и увидеть, может ли моя новая работа  что-либо добавить к ней.  

Далее: Жизнь картины