Византийская икона «Благовещение» XV века

Мария - одушевленный храм

В песнопениях и проповедях Мария постоянно олицетворяется с «одушевленным градом», с «одушевленным храмом», с «одушевленной палатой», с «обителью, достойной Логоса», с «чертогом Логоса», с «разумным кивотом». При  этом подчеркивается, что это архитектурное вместилище «уготовано для  вшествия» . Постройка, на фоне которой помещена в иконе Мария, имеет  в данном случае значение не столько материализованной метафоры, сколько  своеобразного архитектурного alter ego героини; открытые архитектурные  проемы уподоблены открытым входам, через которые должен войти Логос.  Да и вся композиция этой «одушевленной» архитектуры выполняет роль  своеобразного звукоусилителя движений Марии, в самой ее фигуре едва  намеченных.

Мария поднялась с сиденья, выпрямилась - и высокая башня  поднялась за ее спиной двумя уступами, образуя род трона. «Царево седалище» - это еще одно из уподоблений Богоматери, встречающееся в Акафисте. Мария обернулась к Гавриилу, склонила голову и боковая пристройка повернулась влево, навстречу архангелу, а мотив наклоненной  линии карниза и полукруглый свод высокой башни повторили и усилили  едва заметный наклон головы Богоматери. В одной из песен Акафиста есть  очень смелый образ: в момент Благовещения бог сходит к Марии, преклонив небеса («преклонивый схожением небеса», Мария в иконе преклоняет перед Гавриилом кровлю здания.

Наконец, тема девушки, третьего персонажа иконы,- это любопытство  свидетельницы, стремящейся прикоснуться и убедиться. Ее выдает колонна,  которая с обескураживающей непосредственностью шагает вперед и встает  на парапет, словно протискиваясь между фигурами главных действующих лиц,- «жадно рвется к виду тайны явленной», как говорится в одном средневековом тексте.

Мир, представленный в иконе, не стабилен, не фиксирован, так же, как  не стабилен мир средневекового человека. Это мир, в котором все предметы,  по природе своей неподвижные, могут быть сдвинуты с мест силой не физического, но духовного воздействия. Это мир, где одним словом, одним  напряжением воли и веры можно заставить горы содрогнуться, воды  морские - расступиться и стены неприступной крепости - рухнуть. Это  мир, где господствуют не законы природы, но власть Слова; мир, в котором даже движением небесных сфер управляют своего рода умы или, по  терминологии Фомы Аквинского, «интеллекции». В этом смысле можно  сказать, что мир, изображенный в иконе, открыт для претворений, преображений, так же как сюжет ее открыт для перетолкований.

Есть еще один аспект структурной открытости византийской иконы.  Где происходит изображенное событие? Согласно легенде, в Назарете, в  доме Иосифа, иными словами, в некотором закрытом помещении. Однако  византийское искусство не знало изображений замкнутого архитектурного  пространства. Согласно воззрениям средневековья, дом человека – и в прямом и в переносном смысле слова (дом как земной мир) -это не убежище,  но всего лишь временное обиталище, открытое во все стороны и со всех  сторон просматриваемое господом богом, находящееся под неусыпным небесным наблюдением.

В Благовещении сама Мария поэтически олицетворялась с домом, с храмом, то есть с некоторым архитектурным пространством, которое мыслилось как замкнутое («вместилище»), в то же время границы его расширены настолько, что вмещают в себя и то, чего «не вмещают пределы неба и земли». Это и «высота, неудобовосходимая человеческими помыслы», и одновременно «глубина, неудобозримая и ангель-скими очима», это место, где «нижняя с вышними совокупляются», это лестница или мост, соединяющий землю с небом. «Радуйся, лествице небесная, еюже сниде бог; радуйся, мосте, преводяй сущих от земли на небо».

Далее: Пространство и композиция иконы